Середина осени — время переплетения охотничьих сезонов, охотничьих радостей. Ещё не совсем догорели утиные зори, а в полях уже слышится гон по чернотропу. У меня же в этот период своя страсть — охота на тетеревов с чучелами на кормовых полях.
Утро было ясным и морозным. Подмерзшая и вся в инее сухая стерня гулко хрустела, трещала и хлопала по резине сапог. Сжатое поле овса в предрассветном полумраке млечно белело, а на дальнем его конце черным силуэтом виднелся обширный перелесок. Именно там, у этого перелеска, сбросившего летне-осеннюю одежду, и предстояло мне встретить рассвет в скрадке.
Солнце, по-осеннему лениво, показалось из-за крыш далекой деревни. Его косые лучи скользнули по полю, засветив тысячи ледяных алмазов. Где-то за кустарником, на соседнем поле забормотал тетерев. Ему ответил второй. Ну, наконец-то проснулись. Пора бы им и показаться. Хоть и слабый, но все же морозец щипал за мочки ушей, холодил руки, а мои чучела сиротливой и неподвижной стайкой коротали одиночество. Зато там, за кустами не смолкая бормотали и чуффыкали тетерева, подзадоривая друг друга, словно перепутав осень с весной, а может просто проводили репетицию своих выступлений на будущее. Чем дольше я сидел в скрадке, тем темнее становилось поле, освободившись от махровости инея, и вместе с ним таяла моя надежда на подлет хотя бы одного тетерева. Стало ясно, что сегодня не мой день и, как это не прискорбно, возвращаться придется «попом». Но прежде чем окончательно закончить охоту и повернуть к дому, мне захотелось подсмотреть, где же так неистово и задорно тетерева вели свою беседу? Я заметил их сразу, как только обогнул кустарник и вышел на соседнее поле. Более двух десятков иссиня-черных красавцев открыто кормились в двухстах метрах. Мое движение было замечено и над стерней разом поднялись и замерли настороженные головы птиц. Некоторое время они пристально всматривались в появившийся предмет, а, распознав в неподвижном истукане человека, как по команде разом взлетели, замелькав белым подкрыльем и показывая мне такие же белые подхвостья. Глядя на их стремительный полет, вдруг на ум пришла песня:
«Чому я не сокiл, чому не лiтаю?…»
Мурлыкая про себя эту песню, сожалея, что не сокол и не могу догнать тетеревов, повернулся, чтобы идти домой, как за спиной услышал хлопанье крыльев. Резко развернулся на шум и увидел одного тетерева, сорвавшегося с края поля, невдалеке от меня. В отличии от стаи тетеревов, его полет казался не быстр, как бы ленив. Отлетев не более трехсот метров, он спланировал и сел у неширокой полосы бурьяна, разделяющей два поля различных злаков. «А не попробовать ли мне подойти, прикрываясь бурьяном? Все равно пустой, а эти сотни метров — не крюк» — подумал я. Сделав дугу, вышел к началу бурьяна и под его прикрытием медленно начал скрадывать сидящую птицу. Вряд ли можно было надеяться на успех, но по мере приближения к тетереву волнение все больше и больше охватывало меня. Позади осталась сотня метров, затем другая. «Если еще пройду незамеченным сотню шагов, то…» — и непроизвольно стал считать шаги. На седьмом десятке шагов из-за стены бурьяна громыхнули тетеревиные крылья. Черныш с шумом понесся над землей. Расстояние было не большим, проспал меня тетерев, и с выстрелом в угон я не торопился, спокойно выцеливая птицу. Еще немного, ещё… Вот он подлетает к копне соломы и… Подпрыгнув от страха вверх более метра, из-за соломы выскочил заяц-русак, где он мирно отдыхал. Не разобрав причину шума, побудившего его, он во весь дух кинулся вслед за тетеревом, догоняя птицу. Я, конечно, все мог ожидать, но такого; летящий тетерев, а под ним бегущий заяц — у любого бывалого охотника невольно «запляшет» мушка. Куда? В кого? Но тетерев уже «сидел» на мушке и после выстрела кубарем полетел на стерню. Заяц, видимо думая, что на него напала хищная птица, резко бросился в сторону, подставляя бок под выстрел…
-А-а-а! Ага-а-а! Вот это да-а-а! Вот так дуплет. Королевский! — закричал я во весь голос на все широкое поле, залитое солнечным светом и охотничьей радостью.
— Эй, Володя, что с тобой?- вдруг услышал я голос жены.
«И откуда она взялась здесь, на моей охоте?» — удивился я, оглядываясь. Солнце било мне в глаза, мешая рассмотреть её. Да вот же она стоит рядом и почему-то в халате. А солнце — вовсе не солнце, а настольная лампа, свет от которой бьёт в лицо.
— Что с тобой? Почему ты так кричишь? Ты весь дом своим криком поднимешь, — недовольно выговаривала мне жена.
— Какой дом? А ты как здесь…, — не мог я понять происходящего. Оглянулся. Я в своей квартире, в своей комнате, на своем любимом диване. А где же залитое солнцем поле? Где же мной добытые тетерев и заяц? Я со стоном закрыл глаза. Снова увидел осеннее поле, летящего тетерева, а под ним бегущего зайца. И вот он, я — мазила, лежащий на диване, вернувшийся после утренней охоты «попом». Так пусть хоть во снах будет удачным дуплет, случающийся, может быть, раз в жизни.
