Долгожданная и скоротечная весенняя охота подходила к концу. С сожалением и нескрываемой завистью я смотрел на пятнистую охотничью братию, едущую на всевозможных видах транспорта подальше от шумного города в края весенних чудес, тишины и маленького охотничьего счастья. У меня же, как назло, словно снежный ком, накрутилось столько неотложных дел, что помышлять хотя бы о единой вечерке было просто невозможно. Ну, всё наперекосяк. Но помыслы помыслами, а в любых правилах есть исключения, и я не выдержал. Бросив все дела, в последний день охоты, вырвался из цепких городских объятий, из уюта благоустроенной квартиры в совсем маленькую и неприметную, затерявшуюся на Смоленщине деревушку, где частенько охочусь. На месте был к обеду и после взаимных приветствии и объятий с родственниками, наконец, спросил о наболевшем:
— Как охота?
— Охота? — ухмыльнулся дядька. Не являясь охотником, он всегда имел «собственное» мнение на этот счет. — Без тебя еще не всех гусей перестреляли, есть еще.
— А где нынче держатся? Где озимые посеяны?
— Да зачем тебе озимые. Дорогу на Безымянку знаешь? Дуй по дороге всего-то минут двадцать. Там слева заливуха будет, огромная такая лужа на поле. Почти каждый день гусей там слышу.
Пасмурный день и накрапывающий мелкий дождик не портил настроения; впереди была вечерка и это уже кое-что. Быстро я нашел нужную заливуху. Обойдя ее, убедился в правоте слов дядьки; все берега мелкой лужи были истоптаны утиными и гусиными лапами, усыпаны перьями и другими признаками присутствия дичи. Одним краем лужа примыкала к невысокой насыпи непроезжей в весеннюю пору дороги, вдоль которой рос редкий, еще голый кустарник. По обочинам желтела высокая, сухая трава. Выбрав место для скрадка, быстро приступил к возведений этого не хитрого, но важного строения. Осмотрев со всех сторон свое детище и оставшись удовлетворенным им и собой, двинулся к дому, чтобы до вечера успеть отдохнуть.
К вечеру ветер поутих и небо просветлело. Над слегка зеленеющим полем, через которое я шел к скраду, зигзагообразно, с криками летали чибисы. Где-то вдали свою свистяще-улюлюкающую песню затянул кроншнеп, а сверху, со всех сторон доносилась нежно-льющаяся, журчащее-серебристая песня чудесных полевых певцов — жаворонков. Весенняя сказка, да и только. Но, как в любой сказке, наряду с хорошим соседствует плохое. Через несколько минут я в этом убедился. Еще издали я заметил, что по дороге к моему скрадку движутся двое. «Неужели охотники?» — мелькнула мысль. «Вот если займут скрадок, и доказывай потом, что ты не рыжий… В бинокль я разглядел, что это не охотники, а просто мужчина с женщиной, идущие, своим путем. На душе стало теплее. Знать бы, что еще через несколько минут будет теплее не только моей душе, но и телу… Идущий мужчина остановился недалеко от моего скрадка, оглянулся по сторонам, и я увидел, как с откоса дороги, из сухой травы вырвались клубы дыма и огня. «Только не это…», — завопил я, размахивая руками, побежал через поле, к огню, жадно слизывающий сушняк, словно голодная корова сено, все ближе подбираясь к скраду. Вопли отчаяния и бессилия, вид бегущего человека с ружьем были замечены на дороге, и две фигуры, обгоняя друг друга, кинулись бежать прочь от горящей травы, а заодно и от меня.
Внутри меня все клокотало от ярости и попадись он мне… До горящей травы я добежал, когда лишь метр отделял, огонь от скрадка. То и дело приходилось забегать в лужу, остужая раскалившиеся резиновые сапоги, о сохранности которых в тот момент я думал меньше всего. Наконец, уставший, весь мокрый от пота и грязный от сажи, присел на обочине. Довольно обширные черные плешины по обеим сторонам дороги больше не дымили.
«Ну, всё наперекосяк», — чертыхнулся я. Вместо спокойного тихого вечера, короткого отдыха наедине с природой, какие-то гонки и игры в пожарных. Чего уж теперь сетовать… Я вошел в мелкую лужу, чтобы выставить гусиные профиля. Тягучее и липкое дно лужи хватало за щиколотки, прочно удерживая ноги и не желая отпускать. С трудом передвигаясь, глядя под ноги, побрел к скрадку, а подняв голову обомлел. Прямо на меня, расставив крылья, на посадку шли гуси. Стоя в луже, я стал судорожно срывать с плеча ружье, и тут же был замечен осторожными птицами, которые резко отвернули, взмывая в высь. Резко развернув корпус в направлении гусей, я не смог сделать то же самое с прилипшими, ко дну ногами и, теряя равновесие, полетел в холодную и мутную лужу…
Мокрый, грязный и злой еще два часа я выдержал почти неподвижного сидения в скрадке. Больше лета дичи не было. Так бесславно, неуспев начаться, закончилась моя весенняя охота и все из-за какой-то одной спички. Ну, всё наперекосяк!
