В тот вечер клев рыбы был непостоянен, капризен. Некоторый всплеск активности надолго сменялся полнейшей неподвижностью поплавков, редкой стайкой примостившейся у кромки камыша. И можно было бы давно сматывать удочки, но какое-то рыбацкое чувство заставляло не торопиться с уходом. В душе жила надежда. Хотя и редко, но все же усидчивость вознаграждалась. Один из поплавков резко дернувшись, начинал мелко вибрировать, приподнимался и ложился на бок, продолжая вздрагивать. Наконец, сначала медленно, затем все быстрее и быстрее поплавок плыл по речной глади, увлекаемый в глубь. Борьба с подсеченной и еще не видимой рыбой начиналась в глубинном мраке. Постепенно ее упорство слабело и, блеснув темным золотом чешуи, опрокинувшись на бок, видимо смирившись со своей участью, лещ послушно подводился к берегу и извлекался из воды.
В высокой траве сухой старицы скрипуче прокричал коростель. Где-то в поле на всю округу перепелино было объявлено, что спать пора, а я все сидел у реки и даже не заметил, как сгустились сумерки. Тёплый августовский день, паря рекой, лениво перевалил к звездной тиши ночной прохлады. Пылить дорогой не хотелось, и я направился напрямую вдоль реки, через пойменные луга, изредка рассекаемые неглубокими, высохшими ручьями, поросшими брединой и вербой. Росная трава глухо щелкала по голенищам, вычищая и вымывая до блеска сапоги. Удивительно прозрачный, ласковый ветерок с полей приносил запахи сена и зреющего хлеба. Подув же с реки, он становился влажно-бодрящим с запахом воды и тины. Казалось, что на всем этом пространстве: реке, полях, лугу и ручьях я единственный человек и этот ветерок с вечерними запахами только мой и как жаль, что я не могу его унести с собой в рюкзаке, рыбацком садке, в ладонях, чтобы дать насладиться им и другим. Так казалось, но, миновав очередной ручеек, за кустами увидел свет костерка. Оказывается, не одного меня застала ночь у реки. Я подошел к костру.
— Здорово, рыбак. Не узнал?
В мерцающем свете блеснули узкие с хитринкой, улыбающиеся глаза из-под спортивной шапочки неуклюже одетой, словно шутовской колпак, надвинутый на самые брови. Пухлые губы, растянутые в дружеской, открытой улыбке, выражали неподдельную радость от неожиданной встречи. Я пригляделся:
— Иван? — не совсем уверенный в том, что не обознался в этом коренастом, начинающем полнеть, молодом мужчине.
— Я. А кто же еще? — хохотнул, будто весенним ручьем по камням. -Да не стой, присаживайся, — отодвинулся он чуть в сторону, уступая край расстеленной телогрейки. Мои сомнения рассеялись; передо мной был мой старый школьный приятель с которым мы не виделись уже много лет. Я знал, что он закончил школу механизации и работал в колхозе трактористом.
— Иван, — пожимал я его короткопалую руку. — А что ты тут делаешь? Пасешь что ли?- оглянулся я, ища взглядом светлые пятна стада коров.
— Пасу, да не коров. В колхозе то я больше не работаю.
— Как так? Ты же механизатор на все руки.
— Механизатор — это точно. Был, да весь вышел. Иван насупился и резким движением руки сдвинул со лба на затылок свою шапку — колпак, из-под которой рассыпались по высокому лбу редкие пшеничные волосы. — Пока ты по БАМам разъезжал и нас перемены коснулись. Ну, работал трактористом, а надо на комбайне или каком другом механизме — пожалуйста. Зарабатывал прилично. Не обижался. И все было нормально. Но в году… В каком же это году? Да года четыре назад колхоз сделали акционерным обществом и стали платить копейки. Пашешь, как проклятый, а получать то и нечего. И это не только механизаторы, но и пастухи, доярки, телятницы — все, кроме конторских. Сначала хоть что-то платили, а после и совсем перестали, дошло до того, что с учителями нашей школы стали рассчитываться навозом. Да ты не смейся. Серьёзно. Нужен навоз на огород — пожалуйста, но в счёт зарплаты. А суп или кашу тоже из навоза варить? Выступил я на общем собрании акционеров лапотных… А потом плюнул на всё и написал заявление об уходе. Да что это я тебя байками кормлю, — засуетился Иван, пододвигая свой рюкзак. Расчетливым, коротким движением сильной руки рванул за тесемки. На расстеленной газете появился хлеб, помидоры, кусок сала. Аппетитно пахнуло укропом от молодых малосольных огурчиков. Только сейчас я почувствовал, что проголодался.
— Не торопишься? — Иван искоса бросил на меня взгляд.
— Да нет.
— Ну и хорошо. Посидим, поговорим. В кои века встретились. Вслед за продуктами он изъял из рюкзака армейский котелок.
— Погоди-ка…, — ловко поднявшись, Иван зашагал к реке. Было слышно, как он ополаскивал котелок, шумно выплескивая из него воду.
— Вот теперь порядок, — приладил он котелок с водой над костром, невесть откуда из темноты вытащив почерневшую рогатку. Подбросил в костер сухих дров. Только теперь, в свете разгоревшегося огня, я заметил, что место обжитое: приготовленная рогатка, нарубленные дрова, да и кострище не новое.
— Ну, давай, дружа, — звякнул Иван стограммовыми гранеными стаканчиками. — Давай за встречу.
Без лишних слов кивнули друг другу, будто поклонились. Выпили. Разом захрустели вкуснейшими огурцами.
— Ты не думай, — кивнул Иван на водочную бутылку, — это я так, на всякий случай беру. Иногда ночью бывает холодно.
Ещё совсем недавно я любовался прелестным и, казалось, сказочным вечером, желая поделиться с другими своим маленьким счастьем. Теперь же я наслаждался тихой и густой темнотой вокруг, высверленной счетом костра, тепло и ласку которого разделяю с давним товарищем и хорошим собеседником,
— Так ты мне так и не сказал, по какому случаю ты здесь такой бивуак развел? Может, жена из дома выгнала?
Иван не торопился отвечать. Он не спеша приподнялся и заглянул в котелок, в котором послышалось бульканье. По-хозяйски, из стеклянной баночки отсыпал на ладонь соль и бросил в котелок. Наблюдая за ним, я заметил:
— Не думал, что ты чай с солью пьёшь.
— Чай? Хм-м…, — усмехнулся он и так же не спеша направился к реке, мгновенно растворившись в темноте. От реки доносился плеск воды, позвякивание ведра. Через несколько минут Иван подошел к костру. Запустив руку в ведро, он вынул пару крупных раков. Поднес поближе к свету скорее всего для того, чтобы я мог их получше разглядеть и бережно опустил в котелок. За первой парой туда же отправились еще с десяток таких же крупных, угрожающе шевелящих клешнями, усатых, пахнущих рекой раков.
— Ну, теперь понял кого я пасу?
Усмехнувшись, я молча кивнул головой. Мальчишками, мы часто бегали ловить раков, кто раколовками, а кто руками, но никогда серьезным это занятие не считали — так баловство. Вот поймать крупного язя или леща — это да!
Моя усмешка не ускользнула от пытливых глаз Ивана:
— Думаешь, глупостью занимаюсь? Не угадал. Работаю я здесь и это,- он указал своей короткопалой рукой на котелок, — моя, так сказать, продукция.
— Может ты их продаешь?
-Вот теперь угадал, — белозубо улыбнулся Иван. — Имен-н-но-о! Это мой бизнес, — гордо протянул он, непривычно выделив букву «е» в слове бизнес.
— И, хочу сказать, бизнес не плохой. Вот прикинь, — ввернул он новомодное словечко, — ночку я посижу и сотенку раков поймаю. Ну, пусть немного меньше, — отступил он, увидав мою недоверчи-вую улыбку и невольное пожимание плечами. — Так вот. Утром на машину и в город. От батьки машина мне осталась. Ну, ты помнишь, тот еще, красный «Запорожец». Иду в город на рынок и свежесваренных, еще теплых раков… С руками отрывают. Пять рублей кучка, а в кучке три штучки. Прикидываешь? Но рынок — это так, что останется. А основное — в ресторан. Там берут живых. Иногда почти всех, зависит от дня недели. Вот так и работаю. Бизнес, — многозначительно подытожил он свой промысел, почесывая свой пухленький, слегка курносей нос.
Рассказывая мне о своём бизнесе, его руки ловко манипулировали, наполняя стаканчики и готовя бутерброды — хлеб с салом и огурцом.
— За бизнес, — поднял он свой стаканчик, вручив мне второй. Закусив, Иван продолжил:
— Такие деньги в колхозе я бы сейчас никогда не заработал. А думаешь все так легко и просто? Не-е-ет, не просто. Всю ночь просиди, раков свари как надо, а каких живыми сохрани. А комары, а сейчас и прохладно, да и дожди… Да-а-а…, — махнул он рукой, будто отгоняя насмешливые взгляды односельчан, назойливыми мухами кружащие вокруг него.
— Ну, что ж, Ваня, ты идешь в ногу со временем. Все сейчас торгуют.
— Да будь оно неладно это время с этой торговлей. Но что-то делать то надо? На-а-адо!
Он задумался, глядя на огонь не моргающим взглядом, плотно сжав губы. Его серые глаза, будто два уголька, вывалившись из костра, блестели недобрым светом. Всё-таки тяжелы были его мысли о разрыве хоть и утопающим, хоть и полу развалившимся, но всё же родным колхозом. Я слегка подтолкнул его в плечо:
— Да не унывай ты. Чего пригорюнился?
-Я? — встрепенулся Иван. — Нет, я не печалюсь. Так…
— Вот ты мне скажи, а конкуренты есть у тебя, твоего бизнеса?
— Конкуренты? Я бы этих конкурентов в омутах утопил. Ведь что, подлецы, делают — вылавливают всех раков подряд. А я нет. Всех маленьких, молодых отпускаю. Самка попадется с рачками на хвосте — иди в реку. Берегу. А вообще этих полудурков, которых ты назвал конкурентами мало, единицы. Так, ездят поймать для себя. Мне не жалко, пожалуйста. Только не пакости на реке, не будь хапугой. Я вот в одном месте никогда дважды подряд не ловлю.
— Вань, а как же с рэкетом обстоят дела? Ведь сейчас так; где бизнес, там и рэкет, — усмехнулся я.
Лицо Ивана расплылось в улыбке, глаза хитро прищурились.
— Рэкет… А как же есть и это, но у нас он особенный, деревенский. Вот представь. Выхожу я из ресторана, сдав раков, а у входа уже два, три кореша -собутыльника меня дожидаются. И начинают конючить: «Дай, да дай похмелиться». Ну, пожалеешь мужиков. Свои ведь, знакомые-односельчане. И как они раньше меня в город успевают попасть? — всплеснул он руками.
На костре натружено булькал котелок.
— Ух, ты! Раков то чуть не забыли, — вскочил Иван, засуетившись, забегал вокруг костра в поисках какой-нибудь тряпки, чтобы снять горячий котелок. Не найдя ничего подходящего, он сорвал с головы свою шапку-колпак и охая, ахая снял котелок, вывернув на траву красных раков. В нос ударил своеобразный раковый дух.
— Ах, вкуснотища!
— Давай, дружа, под раков, — опустошил Иван бутылку. Нет, все-таки хорошо. Ой, хо-ро-шо! Согласен? Тишина то какая…, — окинул он взглядом черноту ночи. И с ним нельзя было не согласиться.
— Ну, хорошо, Ваня, сейчас у тебя раковый бизнеса зимой?
— Зимой? Тут по ночам чего только не передумаешь. Зимой… Что ж и зимой что-нибудь придумаю. Ведь жить то надо.
